Рука и сердце [сборник litres] - Элизабет Гаскелл

свернутой кольцом веревкой, которую прятал в сухой яме под большим плоским камнем. Оуэн стоял, опустив голову, и не видел, как к нему приближается отец; он не слышал его шагов, ибо кровь прилила к его голове, когда он наклонился поднять камень. Сквайр схватил его сзади, не дав ему выпрямиться и осознать, чьи руки удерживают его теперь, когда он, казалось бы, наконец вырвался из плена и обрел свободу. Оуэн принялся яростно сопротивляться, какое-то мгновение он боролся с отцом – и с силой оттолкнул его, отбросив на большой неустойчивый камень, едва державшийся на утесе.

Сквайр низвергся вниз, в глубокие воды, а вместе с ним упал и Оуэн, отчасти невольно, потеряв равновесие (когда тело его противника обрушилось в бездну), отчасти намеренно, испытывая страстное желание спасти отца. Однако по наитию он избрал более безопасное место в глубоком морском заливе, чем то, куда, оттолкнув, сбросил отца. Падая в воду, сквайр сильно ударился головой о борт лодки и, весьма вероятно, погиб еще до того, как тело его достигло дна. Однако Оуэн помнил лишь об исполнении ужасного пророчества, свершавшегося на его глазах. Он нырнул, опустившись глубоко под воду в поисках тела, утратившего всякую живую гибкость, которая помогла ему бы удержаться на плаву; Оуэн увидел отца в водной бездне, схватил и вытащил его, перекинув безжизненное тело через борт лодки; обессилев, он сам стал тонуть, но ему все же удалось выплыть на поверхность и забраться в качающуюся на волнах лодку. Там лежал его отец, с глубокой вмятиной на виске; там, где он размозжил голову при падении, лицо его почернело. Оуэн пощупал у него пульс, прильнул к груди: тот не подавал признаков жизни. Оуэн позвал его по имени.

«Отец, отец, – вскричал он, – вернись! Ты и не знаешь, как я любил тебя! Я и сейчас любил бы тебя, если бы… Боже мой!»

И тут он вспомнил о своем младенце. «Да, отец, – возопил он снова, – ты ведь не видел, как он упал, как он умер! О, если бы у меня достало терпения поведать тебе все! Если бы ты проявил ко мне снисхождение и выслушал меня! А теперь все кончено! О отец, отец!»

Услышала ли она его безумные стенания, или искала супруга, чтобы обсудить с ним какие-то домашние дела, или, скорее всего, обнаружила исчезновение Оуэна и пришла сообщить об этом мужу, но на утесе, прямо над его головой, как показалось Оуэну, появилась мачеха и стала звать сквайра.

Оуэн не откликнулся и тихо направил лодку под нависшую скалу, пока ее днище не заскрежетало по камням, а низко склоненные ветви деревьев не скрыли ее и все, что в ней находилось, от взоров, устремленных сверху. Промокший до нитки, он прижался к мертвому телу отца, чтобы затаиться надежнее, и почему-то это движение напомнило ему дни раннего детства, когда сквайр только-только овдовел и Оуэн спал с отцом в одной постели, а по утрам будил его, требуя рассказать какую-нибудь старинную валлийскую легенду. Как долго он пролежал так, постепенно коченея от холода, но неустанно возвращаясь в мыслях к чудовищной реальности, он и сам не ведал, но в конце концов заставил себя подумать о Нест.

Расправив большой парус, он накрыл им тело отца, лежавшее на дне лодки. Потом онемевшими руками взялся за весла, выплыл в открытое море и двинулся в сторону Криккита. Он шел вдоль берега, огибая мысы и бухты, пока не увидел среди темных скал узкое ущелье, куда не проникало солнце; туда-то он и направил лодку, там и поставил ее на якорь возле самого берега. Спотыкаясь, Оуэн побрел наверх, одновременно желая сорваться в мрачные воды и упокоиться на дне морском и вместе с тем помимо собственной воли находя на крутом склоне самые надежные места, чтобы не соскользнуть вниз; наконец он выбрался на вершину и распростерся в безопасности на зеленом дерне. Едва отдышавшись, он бросился в Пен-Морфу, словно его преследовали Эриннии; он бежал стремительно, не разбирая дороги, точно безумный. Внезапно он замер, повернулся и столь же стремительно кинулся назад; на вершине горы он лег ничком, мучительно вглядываясь в покрытое парусиной тело в лодке: вдруг оно шевельнется, вдруг складка ткани сдвинется? Внизу, под скалой, все было тихо, но внезапно в бликах света ему почудилось, будто по парусу прошел какой-то трепет. Оуэн сбежал вниз с утеса, сорвал с себя одежду, прыгнул в воду и подплыл к лодке. В ней царил покой, ужасный покой смерти! Несколько минут он не осмеливался приподнять парусину. Затем, сообразив, что страх оставить отца без помощи, пока в нем еще теплится искра жизни, может овладеть им снова, Оуэн отодвинул парусинный саван. На него устремил невидящий взор мертвец. Оуэн опустил его веки и подвязал челюсть. Снова поглядел на отца и поцеловал хладное чело.

«Я был обречен на это судьбой, отец! Лучше было бы мне и вовсе не родиться на свет!»

Дневной свет угасал, чудесный дневной свет! Оуэн выплыл на берег, оделся и снова направился в Пен-Морфу. Когда он распахнул дверь, Эллис Притчард с упреком взглянул на него со своего места у камина, в темном углу.

– Вот наконец и ты, – промолвил он. – Ни один из нас (то есть ни один из нашего сословия) не бросил бы жену оплакивать дитя в одиночестве и ни один из нас не позволил бы своему отцу убить свое собственное дитя. Будет лучше забрать ее у тебя навсегда.

– Я ничего ему не говорила! – жалобно вскричала Нест, глядя на мужа. – Он заставил меня рассказать немногое, а об остальном догадался сам!

Она покачивала на коленях ребенка, как будто он был еще жив. Оуэн остановился перед Эллисом Притчардом.

– Замолчите, – тихо сказал он. – Случиться может лишь то, что предопределено судьбою. Я исполнил то, что было назначено мне много сотен лет тому назад. Время только дожидалось меня, а вместе с ним – тот, кому суждено было погибнуть. Я совершил деяние, о котором давным-давно возвещало пророчество!

Эллис Притчард знал о пророчестве и слепо верил в его силу, но не предполагал, что оно исполнится при его жизни. Он мгновенно все понял, хотя характер Оуэна представлял себе превратно, полагая, что тот мог умышленно убить отца из мести за погибшее дитя, при этом убийство сквайра виделось ему вполне справедливым наказанием за ту отчаянную, неизбывную скорбь, которая в тот день овладела его единственной дочерью. Однако Эллис Притчард отдавал себе отчет в том, что суд будет придерживаться на сей счет иного мнения. Даже